Борн почувствовал необъяснимое желание рассказать ей все. Что причиной его душевной боли является не только смерть Алекса и Мо, но и стычка с Ханом. Однако, поразмыслив, он промолчал. Хватит с нее и собственного горя. Вместо этого Борн спросил:
— Какая кошка пробежала между вами и Жаком? Вы ведете себя так, словно ненавидите друг друга.
Милен отвернула голову и посмотрела на непрозрачное стекло оконца, по которому снаружи хлестали плети дождя.
— С его стороны было смелым поступком привезти вас сюда. Должно быть, обратиться ко мне за помощью стоило ему немало нервов. — Она повернула голову обратно и посмотрела на Борна. Ее серые глаза были полны слез. Смерть Алекса высвободила и без того много эмоций, а теперь они в придачу перемешались с эмоциями, бурлившими в ее душе на заре юности.
— В этом мире так много скорби, Джейсон. — По щеке Милен покатилась слезинка и упала на плиточный пол. — До Алекса у меня был Жак.
— Вы были его любовницей?
Она отрицательно качнула головой.
— Тогда Жак еще не был женат. Мы оба были очень молоды, мы занимались любовью, как безумные, и именно поэтому — из-за нашей молодости и глупости — я забеременела.
— У вас есть ребенок?
Милен вытерла глаза.
— Нет, он так и не родился. Я не любила Жака, и мне нужно было забеременеть, чтобы понять это. А Жак любил меня по-настоящему, и к тому же он — ревностный католик.
Она грустно усмехнулась, а Борн вспомнил рассказанную ему Жаком историю Гуссанвиля и то, как церковь одержала верх над варварами франками. Обращение короля Кловиса в католичество являлось дальновидным решением, но оно было продиктовано не верой, а практичностью и желанием выжить.
— Жак так и не смог простить меня. — В голосе Ми-лен не было слышно жалости к самой себе, и от этого ее исповедь звучала еще более щемяще. Борн наклонился и нежно поцеловал ее в обе щеки, а она, всхлипнув, на мгновение привлекла его к себе.
Милен оставила Борна принимать душ, а когда он помылся и отдернул занавеску, то обнаружил на крышке туалета аккуратно сложенную французскую военную форму. Одевшись, он выглянул в окно. Ветер трепал ветви липы, а внизу из машины вышла красивая женщина лет сорока и направилась к «Ситроену», в котором сидел мужчина неопределенного возраста и с ожесточением грыз ногти. Открыв пассажирскую дверь, женщина забралась в автомобиль.
Казалось бы, в этой сцене не было ничего необычного, если не считать того, что Борн уже видел эту женщину — на бензоколонке, где они останавливались, чтобы заправиться. Именно она спрашивала Жака, нужно ли ей подкачать колесо.
Кэ д'Орсей!
Борн поспешил в гостиную, где Жак все еще беседовал с кем-то по телефону. Увидев выражение его лица, министр тут же прервал разговор.
— Что случилось, топ ami?
— Нас выследили, — сказал Борн.
— Что? Каким образом?
— Понятия не имею, но в черном «Ситроене» через дорогу сидят два агента Кэ д'Орсей.
Из кухни вышла Милен.
— И еще двое наблюдают за улицей позади дома, — сообщила она. — Но не стоит беспокоиться, они даже не знают, в каком доме вы находитесь.
В этот момент позвонили в дверь. Борн выхватил свой пистолет, но Милен сверкнула на него глазами, безмолвно велев ничего не предпринимать. Она мотнула головой, и Борн с Робиннэ скрылись в другой комнате. Затем Милен открыла дверь. На пороге стоял взъерошенный инспектор.
— Bonjour, Ален, — приветствовала его хозяйка дома.
— Извините, что беспокою вас в ваш выходной, — проговорил инспектор с робкой улыбкой, — но я сидел в машине напротив и вдруг вспомнил, что вы здесь живете.
— Не хотите ли зайти? Может, выпьете чашечку кофе?
— Спасибо, но я не могу. Мне нельзя терять время.
Милен с облегчением сказала:
— А зачем вам понадобилось сидеть напротив моего дома?
— Мы ищем Жака Робиннэ.
Она широко раскрыла глаза.
— Министра культуры? Но что ему делать здесь, в Гуссанвиле?
— Я тоже задаю себе этот вопрос, — развел руками инспектор Савуа. — И тем не менее его автомобиль стоит на этой улице.
— Инспектор слишком умен, чтобы мы смогли обвести его вокруг пальца, — Милен, — проговорил Жак Робиннэ, входя в гостиную и на ходу застегивая рубашку. — Он нас раскусил.
Повернувшись спиной к Савуа, Милен бросила на Робиннэ быстрый взгляд, на который тот ответил едва заметной улыбкой. Подойдя к женщине, он обнял ее за плечи и прикоснулся губами к ее щеке. Савуа мучительно покраснел.
— Господин министр, я и не думал... У меня не было ни малейшего намерения вторгаться...
Жестом руки Робиннэ заставил его замолчать.
— Извинения приняты, но для чего вы меня искали?
С нескрываемым облегчением Савуа протянул ему скверного качества фотографию Джейсона Борна.
— Мы разыскиваем этого человека, господин министр. Это — убийца, работавший на ЦРУ. Не так давно он спятил и пустился во все тяжкие — стал убивать всех подряд. У нас есть основания полагать, что он замыслил убить и вас.
— Но это ужасно, Ален!
Борн, наблюдавший за этой сиеной из укрытия, отметил про себя, что Милен выглядит по-настоящему потрясенной.
— Я не знаю этого человека, — сказал Робиннэ, — как не знаю и того, с какой стати ему меня убивать. Но, с другой стороны, разве поймешь, что на уме у этих убийц, а? — Он повернулся, и Милен протянула ему пиджак и пальто. — Но, как бы то ни было, я лучше вернусь в Париж, да побыстрее.
— А мы будем вас сопровождать, — тоном, не допускающим возражений, добавил Савуа. — Вы поедете со мной, а моя сотрудница отгонит вашу служебную машину. — Он протянул руку ладонью вверх. — Ключи, если позволите.