Возвращение Борна - Страница 31

На первом же светофоре, когда машина остановилась на красный свет, Борн спрыгнул вниз, упал и перекатился, чтобы смягчить удар об асфальт. Поднявшись на ноги, он переместился с проезжей части на тротуар и отряхнулся. Когда трейлер, выбросив облако сизого дыма, тронулся, Борн приветливо помахал ничего не подозревающему Гаю.

Он находился на окраине Вашингтона, в его северо-восточном — самом бедном — районе. Небо все больше светлело, длинные тени рассветных часов отступали перед восходящим солнцем. В отдалении слышался шум дорожного движения, завывание полицейских сирен. Борн сделал глубокий вдох. Несмотря на обычный для города смог, воздух показался ему удивительно свежим. Возможно, он просто улавливал в нем запах свободы, особенно вкусный после долгой ночи, в течение которой он боролся за свою жизнь.

Борн шел до тех пор, пока не увидел полощущиеся в смутном еще утреннем свете красно-сине-белые треугольные вымпелы. Магазин, торгующий подержанными машинами, был еще закрыт. Борн зашел на безлюдную площадку, где были выставлены автомобили, выбрал первый попавшийся и, свинтив номерные знаки с соседней машины, установил их на «свою». Затем он взломал замок водительской двери, завел мотор, соединив напрямую провода зажигания, и через двадцать секунд уже мчался по улице.

Борн остановил машину возле допотопного вагончика-закусочной, облицованного листами хромированного металла. Это был настоящий реликт, чудом дошедший до сегодняшних дней из середины пятидесятых. На его крыше красовалась гигантская кофейная чашка, неоновые трубки, сплетавшиеся в название этого монстра, давно отслужили свой век. Внутри было жарко и душно, запах кофе и перегоревшего масла пропитал все поверхности. Слева стоял громоздкий кассовый аппарат и длинный ряд высоких табуретов с виниловыми сиденьями и хромированными ножками. Справа, напротив вереницы мутных от грязи окон, находились кабинки, в каждой из которых был установлен музыкальный аппарат с набором заезженных мелодий. Брось в прорезь четвертак — и наслаждайся.

Когда Борн вошел, звякнул колокольчик на двери, и головы всех посетителей повернулись в его сторону. Он оказался единственным белым в этом сомнительном заведении, и на его приветливую улыбку никто не ответил. Кто-то просто не проявил к его появлению никакого интереса, другие сочли это дурным предзнаменованием, предвестником неприятностей.

Игнорируя враждебные взгляды, Борн проскользнул в замызганную кабинку. Официантка с копной кучерявых рыжих волос и лицом как у Эрты Китт бросила на стол засиженное мухами меню и наполнила его чашку горячим кофе. Ее яркие глаза, грешащие разве что избытком макияжа, изучали его с любопытством и с чем-то еще... Сопереживанием, что ли?

— Не обращай внимания на наших придурочных клиентов, солнышко. Они просто испугались тебя.

Борн съел малоаппетитный завтрак — яйца, бекон, картошку по-деревенски и запил все это чашкой крепчайшего кофе. Еда была на редкость безвкусной, но ему был необходим протеин, а кофеин должен был снять накопившуюся усталость и напряжение — пусть даже временно.

Официантка вновь наполнила его чашку, и он стал потягивать кофе, поглядывая на часы и дожидаясь, пока откроется ателье «Портняжки Файна Линкольна». Однако при этом Борн не терял времени даром. Он вытащил из кармана блокнот, который забрал из библиотеки Алекса, и снова стал рассматривать надпись, отпечатавшуюся на верхнем листке: «NX-20». В этом наборе символов было что-то таинственное, угрожающее, хотя на самом деле за ними могло скрываться все, что угодно, вплоть до обозначения какой-нибудь новой модели компьютера.

Оторвавшись от блокнота, он поднял голову и посмотрел на посетителей вагончика, беспрестанно входящих и выходящих, обсуждавших самые наболевшие проблемы, вроде выплат по социальной страховке, цен на наркотики, случаев избиения полицейскими чернокожих, внезапных смертей членов семьи, болезней друзей, томящихся за решеткой. Из всего этого и состояла их жизнь — еще более чуждая для него, чем жизнь обитателей Азии или Микронезии. И без того тяжелую атмосферу еще больше отравляли витавшие здесь злость и горечь.

В один из моментов мимо окон вагончика медленно, словно, огибающая риф акула, проехала полицейская машина, и все находившиеся в закусочной мгновенно умолкли, окаменев, словно участники групповой фотографии за секунду до того, как щелкнет затвор. Борн отвернулся от окна и стал смотреть на официантку, которая в свою очередь провожала взглядом удаляющиеся задние огни полицейской машины. В вагончике явственно послышался общий вздох облегчения. То же ощущение испытал и Борн. Похоже, в кои-то веки он оказался в компании людей, столь же мало желающих пообщаться с полицией, как и он сам.

Мысли Борна вернулись к его преследователю. Черты лица этого сталкера выдавали его азиатское происхождение, и все же он явно не являлся стопроцентным азиатом. Почему это лицо казалось Борну знакомым. Из-за прямой и тонкой линии носа, уж точно не имеющей никакого отношения к Азии? Или из-за очертаний полных губ, весьма характерных для азиатов? Может, он пришел из прошлого Борна — откуда-нибудь из Вьетнама? Впрочем, нет, это невозможно. Судя по внешности этого человека, ему от силы под тридцать, значит, когда Борн находился в Азии, парню было не больше пяти лет. Кто же он в таком случае и что ему нужно?

Вопросы множились, не давая Борну покоя. Резким движением он поставил недопитую чашку на стол. Кофе, похоже, уже начал прожигать дыру в его желудке.

Через минуту Борн вернулся в украденную им машину, включил радио и стал крутить ручку настройки, пока не нашел станцию, передававшую выпуск новостей. Сначала диктор говорил о грядущем саммите, посвященном борьбе с терроризмом, затем последовал короткий блок национальных новостей, потом — сводка местных. Номером первым, разумеется, шло сообщение об убийстве Алекса Конклина и Мо Панова, но никакой новой информации, как ни странно, обнародовано не было. «Теперь — еще одна порция свежих новостей, — продолжал диктор, — но сначала — вот это важное сообщение».