Возвращение Борна - Страница 195

195

— Я не поеду с тобой, — перебил его Хан.

— Это — твой выбор, — ответил Борн, понимая, что каждое произнесенное им слово должно быть тщательно выверено.

— Разумеется, — сказал Хан. — И, мне кажется, тебе вообще не следует говорить твоей жене о моем существовании.

Их обволокла мертвящая тишина, и сердце Борна наполнилось мучительной грустью. Ему хотелось отвести взгляд в сторону, чтобы Хан не смог понять, что творится в его душе, но ему это не удалось. Настала пора больше не прятать свои чувства от самого себя и от своего сына!

— У тебя — Мэри, у тебя — двое маленьких детей, — продолжал тем временем Хан. — У Дэвида Уэбба другая жизнь, и я не являюсь ее частью.

* * *

С того момента, когда первая пуля, спев свою отвратительную песню, впилась в кору дерева, под которым Борн стоял в студенческом городке, он узнал много нового. И не в последнюю очередь эта «наука» касалась того, чтобы держать рот на замке, когда говоришь со своим новообретенным сыном. Тот уже принял решение, и переубедить его не представлялось никакой возможности. Отговорить Хана от принятого им решения? Исключено! Хуже того: подобная попытка пробудит к жизни ту самую ненависть, которая настаивалась внутри его на протяжении многих лет. Яд, копившийся в его душе долгие дни, месяцы, годы, невозможно нейтрализовать вот так — быстро и вдруг.

Борн понимал, что Хан принял мудрое решение. Если представить их взаимоотношения в качестве живого организма, то можно было сказать, что активное кровотечение прекратилось, но раны все еще болят. И для них обоих было очевидно, что появление Хана в повседневной жизни профессора Джорджтаунского университета Дэвида Уэбба было невозможным. Хан принадлежал к совершенно другому миру.

— Может быть, не сейчас. А может быть — никогда. Но что бы ты ни чувствовал в этот миг по отношению ко мне, я хочу, чтобы ты знал одну очень важную вещь: у тебя есть брат и сестра. Они младше тебя, но обязаны знать о том, что у них есть старший брат, на которого они могут положиться. Надеюсь, если когда-нибудь настанет такое время, ты сможешь о них позаботиться.

Мужчины вышли в коридор, и Борну подумалось, что между этим моментом и следующим, когда они окажутся вместе, пролягут долгие годы. Но — не вечность. И он обязан сказать об этом своему сыну.

Борн шагнул вперед, обнял Хана, и некоторое время они стояли неподвижно. Борн слышал шипение газа в огромном духовом шкафу — пламя продолжало пожирать чудовищное порождение человеческого разума, направленное на уничтожение миллионов.

Сделав над собой огромное усилие, Борн отпустил Хана и, встретившись с ним глазами, вдруг вспомнил его таким, каким он был в Пномпене, — маленьким мальчиком со скуластым и улыбчивым азиатским лицом, который прячется от слепящего солнца под тенью раскидистых пальмовых ветвей. А на них обоих с улыбкой смотрит Дао.

— А я — Джейсон Борн, — сказал он, — и ты не должен об этом забывать.

Эпилог

Когда президент Соединенных Штатов Америки собственноручно распахнул двойные ореховые двери в свой кабинет, располагающийся в западном крыле Белого дома, Директору показалось, что с седьмого круга ада он вознесся прямиком в рай.

Он еще не оправился от болезни, но, когда в его кабинете зазвонил телефон, заставил себя подняться с кресла и взять трубку, а потом принял душ, побрился и надел парадный костюм. Этот звонок не стал для него неожиданностью, поскольку незадолго до этого он направил президенту совершенно секретный доклад, в котором излагались все факты, собранные Мартином Линдросом и детективом Гаррисом. После этого, по-прежнему сидя в своем любимом кресле все в той же пижаме и халате, он стал ждать звонка, прислушиваясь к тягостной тишине, царящей в доме, словно надеясь услышать призрак голоса своей жены.

Теперь, когда президент церемонно пригласил его в по-королевски роскошный кабинет, выдержанный в сине-золотых тонах, собственный дом показался Директору еще более пустынным и безжизненным. В нем была вся его жизнь — жизнь, которую он кропотливо строил в течение десятилетий преданной службы и выживания в джунглях интриг. Он умел играть в эти игры, знал их правила и мог бы дать фору многим обитателям политического Олимпа, решившим перейти ему дорогу.

— Я рад вас видеть, — сказал президент с широкой улыбкой. — А то мы с вами что-то давно не встречались.

— Спасибо, сэр, я тоже об этом думал, — ответил Директор.

— Садитесь, — предложил президент, сделав жест в сторону кожаного кресла с высокой спинкой. На нем был безукоризненно сшитый темно-синий костюм, белоснежная рубашка и красный галстук в синюю крапинку. Щеки его слегка раскраснелись, как будто он только что вернулся с ветра. — Хотите кофе?

— Спасибо, не откажусь, сэр.

В этот момент, словно их последние реплики были услышаны кем-то невидимым, в кабинет вошел один из президентских помощников с серебряным подносом, на котором стояли красиво расписанный кофейник и тонкие фарфоровые чашки на блюдцах. Директор с удовольствием отметил, что чашек было всего две.

— Помощник по национальной безопасности скоро придет, — сообщил президент, садясь напротив Директора. Теперь тот увидел, что причиной покрасневших щек президента была не погода и не физические упражнения, а с трудом сдерживаемая злость. — Но сначала я хотел бы лично поблагодарить вас за отличную работу на протяжении последних дней.

Помощник поставил на стол кофейник, чашки и вышел, бесшумно закрыв за собой тяжелую дверь.

— Мне даже страшно подумать о том, какими катастрофическими последствиями могли обернуться для всего цивилизованного мира все эти события, если бы не ваш человек по имени Борн.

195