— Он использовал меня, Линдрос, играл на мне, как на дудочке. Ему было нужно вовсе не то, чтобы Шиффер работал в моем управлении или вообще в агентстве. Ему было нужно только одно: вытащить Шиффера из АПРОП, чтобы получить возможность спрятать его ото всех.
— Почему? — спросил Линдрос. — Зачем ему это понадобилось?
— Господи, если бы я только знал! — устало вздохнул Драйвер. В его голосе звучала такая неподдельная боль, что Линдросу впервые с того момента, когда они познакомились, стало искренне жаль этого человека. Все, что он когда-либо слышат про Алекса Конклина, оказалось чистой правдой. Тот действительно являлся гениальным манипулятором, с легкостью игравшим людьми, хранителем самых темных секретов, разведчиком, который не верил никому на этом свете, не считая Джейсона Борна — своего любимца и единственного протеже.
Линдрос с ужасом подумал о том, чем этот новый поворот событий обернется для Директора. Они с Конклином дружили на протяжении нескольких десятилетий, вместе поднимались по служебной лестнице агентства. Это была их общая жизнь. Они полагались друг на друга, доверяли друг другу, и вот теперь — такой страшный удар! Конклин нарушил все основные заповеди агентства, и только для того, чтобы заполучить человека, который был ему нужен, доктора Феликса Шиффера. Он подставил не только Рэнди Драйвера, а все агентство. Господи, да ведь Старика хватит удар, когда он услышит все это! Однако сейчас Линдросу предстояло решить гораздо более неотложную проблему. Он стал размышлять вслух:
— Видимо, Конклин знал, над чем на самом деле работает Шиффер. Но что же это, черт возьми, такое?
Драйвер ответил ему лишь беспомощным взглядом.
Степан Спалко стоял в центре площади Капиштран, в десятке метров от поджидающего его лимузина. Над его головой возвышалась башня Марии Магдалины — все, что уцелело от францисканской церкви XIII века, неф и алтарь которой были разрушены нацистскими авиабомбами в годы Второй мировой войны. Порыв холодного ветра поднял воротник его плаща и проник под рубашку.
Не обращая на это внимания, Спалко посмотрел на часы. Сидо опаздывал. Спалко давно научился не волноваться, но эта встреча имела для него столь большое значение, что он все равно испытывал беспокойство. Глокеншпиль башенных часов сыграл сигнал, обозначающий прошедшие четверть часа. Сидо опаздывал очень сильно.
Потоки людей то накатывали на площадь, то отступали, подобно морскому приливу. В нарушение всех правил, он был готов позвонить Сидо по номеру сотового телефона, который вручил ему для экстренной связи, однако в этот момент он увидел ученого, торопливо выходящего из-за башни Марии Магдалины. В руке тот держал предмет, напоминавший футляр, в каких хранятся ювелирные украшения.
— Вы опоздали, — сухо проронил Спалко.
— Знаю, но я ничего не мог поделать. — Доктор Сидо вытер вспотевший лоб рукавом своего плаща. — Вынести образцы из хранилища оказалось весьма непростым делом. Там находились сотрудники, и мне пришлось ждать, пока они покинут холодильное помещение, чтобы не вызвать...
— Не здесь, доктор!
Спалко хотелось ударить Сидо за то, что тот болтает о подобных вещах на улице, но вместо этого он крепко взял его за локоть и, как полицейский — задержанного преступника, поволок в густую тень, которую отбрасывала пугающая махина башни.
— Учитесь следить за своим языком в присутствии посторонних, Петер! — прорычал Спалко. — Не забывайте о том, что мы с вами принадлежим к числу избранных. Я уже говорил вам об этом.
— Я знаю, — нервно ответил доктор Сидо, — но мне было трудно...
— А получать от меня деньги вам не трудно?
Сидо отвел глаза в сторону.
— Вот препараты, — проговорил он, протягивая футляр Спалко. — Тут все, о чем вы просили, и даже больше. И давайте покончим с этим поскорее, поскольку мне нужно вернуться в лабораторию. Когда вы позвонили, я занимался чрезвычайно важными химическими расчетами.
Спалко отодвинул руку ученого в сторону.
— Оставьте это у себя, Петер, по крайней мере еще на пару минут.
Очки Сидо сверкнули.
— Но вы же говорили, что продукт нужен вам немедленно, прямо сейчас? И помните, после того как он помещен в переносной контейнер, продукт будет оставаться живым в течение всего лишь сорока восьми часов.
— Я все помню.
— Степан, я в растерянности. Я отчаянно рисковал, когда вынес это из клиники в рабочее время, и теперь я Должен вернуться обратно, иначе...
Спалко улыбнулся, еще крепче сжав локоть Сидо.
— Вы не вернетесь в клинику, Петер.
— Что?
— Извините, что я не сказал об этом сразу, но за те деньги, которые я вам плачу, мне нужно нечто большее чем только продукт. Мне нужны вы.
Доктор Сидо потряс головой.
— Но вы же понимаете, что это невозможно.
— А вы должны понять, что нет ничего невозможного.
— Есть! — с неожиданной твердостью ответил ученый.
Со змеиной улыбкой Спалко вытащил из внутреннего кармана плаща фотографию и протянул ее собеседнику.
— Сколько, по-вашему, стоит этот снимок? — осведомился он.
Сидо посмотрел на фото и конвульсивно сглотнул.
— Откуда у вас фотография моей дочери?
Спалко продолжал улыбаться.
— Ее похитил один из моих людей, Петер. Посмотрите на число.
— Снимок датирован вчерашним днем. — Внезапно Сидо скрючился, словно его скрутил спазм, и стал рвать фотографию на мелкие клочки. — Сегодня сделать фотомонтаж сумеет даже школьник, — сказал он.
— Верно, — согласился Спалко, — но что касается этого снимка, то он — подлинный.